Это раздел, который, я думаю, ждут от меня больше всего, да мне и самому не терпится написать его. Можно много рассуждать, классифицировать варианты лета и верта, но пока не увидишь всего у своих голубей, не прочувствуешь и не примешь этого – можно сказать однозначно: ты не знаешь свою птицу. Скажу сразу: мои одесские не показали всего, чего я от них ожидал. Не смогли, не успели. Чуть уже больше года они закрыты в большом чердаке, где по памяти подбираю пары по лету и во очи по мастям. В ноябре 2006 три сапсана за несколько минут у меня на глазах забрали половину серебристых, оставленных на развод для следующего года. До этого пропали темно-сиреневые, краснорябые, белые, белястая, розовые поясные… Ну вот, опять «о наболевшем». Вернусь в то счастливое время, когда, запустив приобретенных молодых одесских в специальный отдела чердака, стал знакомиться с ними. 21 птица, все яркие, пестрые, разномастные, от них рябило в глазах и хотелось вернуться к старым, хорошо знакомым бакинским и крымским. Новые и вели себя совершенно по-другому: были подвижны, задиристы, даже, драчливы, как-то смешно скакали по полу, и вообще, больше походили на тропических птиц и по повадкам, и по внешнему виду. К ним я присматривался весь первый месяц, пока, как посоветовал Виктор Николаевич, держал закрытыми. Отобранных для меня молодых он содержал у себя в вольере от рождения до отправки и мне советовал долго приучать к новому месту. Но все проходит, истек и условленный срок, и вот чудесным августовским утром я выпустил голубей на крышу вместе со своими старыми голубями. На крыше ничем особенным одесские себя не проявили: молодые как молодые. Осматривались, клевались за удобное место, грелись на солнышке, приглядывались к пролетающим грачам, голубям и чайкам. Вместе со старыми голубями заходили и через летки, и через открытую дверь чердака, но вот перелетали одесские по-особому легко, экономно работая крыльями. Несколько взмахов – и уже сидят на перелетнике, неповторимая элегантность облика находила свое воплощение и в движении.
Через неделю, вволю налюбовавшись новоселами, наконец, взял в руки длинное удилище с привязанными на кончике цветными лентами, взмахнул и… замер завороженный. Легко и радостно одесские сорвались с крыши и сразу заполнили все небо. Я оказался в центре новой солнечной системы: вокруг меня кружились планеты, спутники, проносились кометы. Некоторые были на низких орбитах, другие повыше, третьи пошли вверх, но они были везде в небе вокруг меня. Необыкновенный, неповторимый танец движущихся в воздухе крылатых тел. Хороши бойные с круговым летом и выходом в столб с кувырками и треском хлопающих крыльев, но это кружение мне напоминает лет авиамоделей на корте, привязанных за ниточку. Бескружные, подобно воздушному змею, поднимаются все выше и выше, подхваченные порывами ветра, и так же как он безвольно никнут и опускаются вниз, стоит иссякнуть этому источнику энергии. Н.Г. Агурбаш точно подметил, что николаевские летят вверх благодаря строению крыла и особой постановки его работы, они, может, и хотели бы летать иначе, но не в состоянии. Известно, что молодые могут погибнуть на крыше при определенном ветре от обезвоживания, не имея сил вернуться на голубятню, расположенную рядом с высоткой. Одесские свободны в своем полете беспредельно. С типлерами сравнивать не буду вообще: что за радость в длительности полета, если питомцы собрались и улетели, неизвестно куда и насколько. Хотя конечно, каждый находит увлечение по душе, и то, что я чувствую – это исключительно мое отношение, возникшее на основе личного опыта.
Через некоторое время, чуть придя в себя, обратил внимание на белого голубя, высоко в синеве, на пределе различимости цвета птицы, прошедшего с севера на юг над моими молодыми одесскими. Сердце забилось ритмично и громко: чужой, надо осаживать, одесские в небе… Белый развернулся и пошел в обратном направлении, пройдя над домом, и снова стал возвращаться. Ба, да это же мой красноголовый пишет восьмерки! Сквозь «вращение» на кругах разномастной птицы я видел теперь только его одного. Стиль полета этого голубя был особый: экономные, даже редкие взмахи кончиками крыльев легко несли его в синей вышине. Он летал, нет, не с ленцой, а с особым достоинством на пределе видимости, уже в первый вылет в своей жизни. Это был его почерк лета, его стиль. К моему большому огорчению, начав снижаться, Красноголовый(а я уже дал ему это замечательное имя) ушел к девятиэтажному дому за пять кварталов и там уселся на краю крыши. Затем его белый приметный силуэт появился на пятиэтажке к юго-западу от моего дома. Разные мысли появлялись в голове, но в большинстве своем они были не из лучших. Но часа через два голубь по прямой траектории вырулил на нашу крышу и решительно опустился на конек. После чего столь же уверенно залетел в свой новый дом и принялся за завтрак. Он просто знакомился с территорией, совершал облет окрестностей. Остальные одесские к этому времени уже вернулись и все зашли в чердак. В последующем другие крыши не существовали для Красноголового, он признавал свой дом и небо.
Счастье голубевода, его переживаешь с каждой птицей, вернувшейся из полета, с появившимися на свет крошечными птенчиками, с голубем, севшим тебе на руку и заглядывающим в твои глаза. Как будто бы все это – ежедневные заботы и события, даже привычные при содержании голубей. Смена сезонов проходит естественно и незаметно, оглянешься, и вспомнить особенно нечего – это и есть жизнь. Но вот первый полет одесских и, особенно, впечатление от Красноголового, врезались в память. На следующий день, подняв голубей, я с секундомером следил, как быстро он уйдет в точку. «Кружение планет» на малое время отвлекло меня, а он снова был уже в горе. На третий день хронометраж удался, но его результат, проверенный и в последующие дни, до сих пор не перестает удивлять. Винтом, по крутой спирали Красноголовый уходил в точку за 20-30 секунд. Никто больше из моих голубей не показывал ничего подобного. Меньше чем за месяц, без принудительного гона, этот голубь увеличил продолжительность полета до 2,5 часов. С утра он уходил в небо по своему желанию, лишь только открывался чердак. Его потомки уверенно наследуют стиль полета. Справедливости ради надо признать, что подобную страсть к полету проявило большинство одесских, приобретенных тогда у Виктора Николаевича. Из 21 голубя 14 летали постоянно, остальные через день-два, но я и не ставил задачу обгонять стаю. В первый год мне хотелось посмотреть лет и подобрать производителей на следующий сезон. Достигнутые результаты меня вполне устроили.
Черные, черно-мраморные или серебристые, как их правильнее называть, в первый год летали в полнеба. Их полет был быстрый по кругу, восьмерками, траектории чередовались непредсказуемо. Они гонялись друг за другом, игрались, устраивая подобие тренировочных боев скоростных истребителей. Когда столкновение казалось неминуемым, вертели через крыло по 2-3 шага, и все это продолжалось снова, до бесконечности. На второй год пребывания у меня в сезон выкармливания птенцов, они без видимых причин стали собираться в стаю и уходить в точку, где продолжали свои замечательные полеты. Когда сапсан первый раз едва различимой черточкой со стороны города ворвался в их игру, они падали вниз подобно гроздьям салютов. Тогда все обошлось, но после нескольких дней подобных атак полеты прекратили.
Сиреневые светлые, в Крыму их называют сивые, показали у меня в хозяйстве добротный круговой лет, стабильный и уверенный. Поднявшись высоко в небо, переходили на восьмерки. Верта у них я не видел, не припомню, чтобы об этом рассказывали и знакомые голубеводы, хотя один из них предпочитает именно этих голубей, считая их лучшими. Через несколько лет содержания я расстался с этой цветовой линией горбоносых одесских голубей, оставив в коллекции прямоклювых мариупольских такой же масти. Это пришлось сделать исключительно по причине моих ограниченных возможностей содержания голубей. Глядя на старые фотографии, придя в гости к знакомому голубеводу, не могу удержаться от легкой грусти о них, уж больно они элегантны, пояса на крыльях почему-то напоминают шевроны на рукавах форменных кителей летчиков. Но невозможно объять необъятное. Для меня вполне достаточно того, что эта линия сохранилась в Симферополе.
Краснорябые, красные в самом начале содержания показали стиль полета близкий к линии красноголовых, но ему подобной продолжительности и стремления к лету не продемонстрировали. Их помеси, переданные мною моему хорошему знакомому, гонявшему их вместе с бакинцами, по его сообщениям показали и великолепный верт, и длительный лет. К сожалению, они все были выбиты соколами, впрочем, как и все лучшие летуны. В настоящее время я стараюсь развести линии красных для создания сколько-нибудь значительной популяции у себя и у моих коллег в Симферополе с тем, чтобы было возможно их выпускать без угрозы утраты этой цветовой линии.
Темно-сиреневые, темные, превосходили по продолжительности лета всех одесских, в том числе и Красноголового. Так, парованная с ним голубка оставалась в точке, опускалась и снова покрывалась, когда он уже заходил в чердак.
Черно-рябые голуби показали и лет, и верт уже на втором году жизни, хотя не все из них начинали вертеть. Красивый по вилкам чернорябый голубь пролетал первый сезон скакуном: при виде чужого голубя срывался с крыши, спешил ему на перерез, скользя лодочкой, возвращался, заманивал в свой чердак. На второе лето я перепаровал его с рябохвостой голубкой и они стали срываться и летать понемногу над домом. Голубь по-прежнему делал лодочки, потом начал садиться на хвост, при этом пара начала подниматься все выше и выше. Через две недели совместных полетов голубь стал кувыркаться через хвост. В последующие месяцы, начав летать с 6 часов утра, они оставались в небе и после моего ухода на работу. Оглядываясь, по дороге к больнице, я до последней возможности любовался их полетами, пока они не растворялись в дали.
Курносая одесса у меня в хозяйстве показала более медленный лет, чаще на средней высоте, широкими кругами, верт начали показывать метисы, но зато вертели самозабвенно. Их у меня выпрашивали даже старые «бескружники», пораженные яркостью впечатлений и отвагой голубей.
Ката я не увидел ни у одного из своих голубей.
У других крымских голубеводов информация по лету одесских турманов весьма разнообразная. Мне сообщали о лучшем верте у белых и черных, при этом обращали внимание на количество рулевых перьев, устанавливая противоречивые взаимосвязи. Среди голубей, завезенных из разных регионов, попадались голуби для крыши, и встречалась хорошая рабочая птица. Совместный гон с бойными голубями не улучшал летные способности одесских турманов, но менял рисунок полета. От такой практики постепенно отказались все мои знакомые.
Общие впечатления от лета по моим наблюдениям таковы:
1. различные цветовые линии одесских турманов имеют свои особенности лета и верта, устойчиво переходящие по наследству; некоторые линии с первого полета демонстрируют феноменальные способности;
2. чаще лет появляется при определенных условиях; важным, но не единственным условием является систематический гон; встречаются особи, у которых добиться лета не удается и после длительных попыток, что для меня свидетельствует, скорее, о моем непонимании птицы;
3. возраст появления верта и достижение лучших результатов по продолжительности лета достаточно сильно разнится даже при одинаковых условиях содержания голубей;
4. гон голубей в условиях постоянных столкновений с соколом не вырабатывает защитных навыков, гарантирующих безопасность голубей;
5. каждая из линий одесских хороша по-своему и достойна серьезного отношения.